Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.

Застынет всё, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет всё — как будто бы под небом
И не было меня!

Марина Цветаева.1913 г.

Когда я писала «Меланхолию», то писала ее с мыслью о Ренате. Это дочь моей подруги, которой с нами больше нет. Она знала, что уходит, а я понимала, что у нее на душе. Этот пост для тебя, Лиля. Для вас, мои дорогие читательницы Марина, Лена, Наталья, Анна.  Для всех вас, потерявших мужей, любимых и близких. Если вам будут говорить, что со временем все пройдет — не верьте. Не пройдет! Вы сейчас все бедные и несчастные, потерявшие то, что ничем не вернуть — частицу себя. Вы должны понять, что вы теперь особый тип людей, вам дальше придется жить с раной в сердце. Это не лечится, просто кровоточит. Но так должно быть. Просто, уходя, они забрали с собой частичку вашего сердца. Им это нужно. Они ушли в далекий и трудный путь. Частичка вас — это все что они смогли с собой унести. А боль — это память, которая сохранит их. Они по-прежнему будут с вами, но только раньше вы чувствовали их присутствие, а теперь будете чувствовать их отсутствие. Их нельзя забывать, нужно просто научиться без них жить. А память сохранит их во всем: в запахе моря, в темноте звездного неба, в шелесте осенней листвы, в снежинке на ладони. Ваши воспоминания — это та обетованная земля, где больше уже никто не ходит. Это счастье отнять легко, но нельзя отнять боль. Она теперь будет жить вместе с вами.

Любовь не делает жизнь легче, но она придает ей смысл. Жизнь — это состояние любви, и ее уносят с собой во все последующие реинкарнации, обреченно тоскуя о своей утрате. Одиночество хорошо лишь тем, что в этом состоянии можно узнать очень много нового. Это когда их очень много, а ты — один. Не только таланту требуется одиночество, но и одиночеству требуется талант. Зато оно дает понимание того, что быть — важнее, чем иметь. А лучшее средство — это хорошая искренняя книга и помощь кому-то другому. Самое ужасное, что нас всех  с детства учили ненавидеть, но нас не учили любить. В Совке там хоть учили ненавидеть чужих, а  нас сейчас научили  ненавидеть друг друга.

Мне вспоминилась одна история из моей прошлой жизни. Мы тогда с мужем ехали через Грузию в Северную Осетию, и он категорически отказался ехать через Военно-Грузинскую дорогу. Мы решили поехать через Рокский тоннель. Нас тогда все предупреждали, что тоннель закрыт, ездить по нему нельзя, правда, менты пропускают машины, но дорого берут — 50 руб. с машины. В то время это была стоимость 2 билетов на самолет из Тбилиси в Киев. Однако, муж мой сказал, что лучше отдать 50 руб. чем ехать по ВГД. Мы тогда ехали по той дороге первый раз. Когда проехали Цхинвали, то не разобрались и уехали в другую сторону. Дорога разошлась вверх и вниз. Почему-то логика подсказала, что перевал -это обязательно должно быть вверх. Указателей никаких, и дорога совершенно пустынна. А дальше… нам показалось, что мы попали в Рай. Мы понятия не имели, куда вела дорога, но это было высоко в горах и завораживало великолепием. На самом верху оказался городок, который назывался Они. Но это был Эдем. Так показалось. Когда мы его проехали, и нормальная дорога закончилась, мы увидели дивную горную речку, автомобиль, палатку и бегущих нам навстречу двух мужчин. Первое, что мы услышали, когда открыли дверь: — Блин, офигеть можно, откуда здесь взялась машина из Киева? Вы куда едете? Там дальше ледник, вы не проедите там.  Тут мы узнали, что заблудились, а мужчины были наши — донецкие, чему мы тоже поразились. Как оказалось, один из них, в этих краях служил в армии, вот и привез друга показать ему здешние красоты. В городе уже неделю не завозили бензин, вот они и жили на речке в машине да палатке.  Ловили там рыбу и кайфовали от красоты и затаренного чачей багажника. Дело было уже к вечеру, а наш багажник был затарен «Баракони» и «Ахметой», и мы причалили к донецким. Свои! Вот там, в горах Кавказа, тогда это были не просто земляки, а именно свои.  Это сейчас так странно. Почти всю ночь под горой у дивной кавказской реки, мы пили чачу, вино и говорили, говорили… И была между нами какая-то нить — ниточка тепла, которая нас там свела и соединила.

Утром мы уехали. У нас тоже бензин был на исходе, но муж сказал, что вниз можно и без бензина съехать, ежели чего. Но поразило то, что вчера мы ехали по совершенно пустому городу, а сегодня, откуда не возьмись, очередь из машин растянулась на весь городок. Мы поняли, что завезли бензин, но стоять такую очередь за ним неохота было. Муж пошел с канистрой — дали без очереди, а менты возле Рокского тоннеля, когда увидели машину с киевскими номерами, то так офигели, что пропустили бесплатно: -Мы с киевлян денег не берем!

Мне Сергей Замилюхин подарил репризу: «Жизнь человеку дана один раз, и прожить ее нужно в Киеве». Это так про меня. Куда меня только жизнь и работа не забрасывала, а Киев -это как молитва. Именно потому, что где бы я ни была, но это магическое «Киев» заставляло волноваться всех. Не было равнодушия к людям из Киева. Пожалуй, это единственное, чего мне очень не хватает из тех времен Совка. Особенно теперь, когда стало стыдно показать свой загранпаспорт где-нибудь в нормальной стране. И мне очень не хватает простой человеческой любви. Во всей стране стоит какой-то трагический аромат любви разрушенной. Мы научились делать ракеты, создали мобильный телефон и компьютер, но мы не научились искусству жить вместе. Я ненавижу нашу политику за их тупые игры в ненависть между нами.

«Я не бегу близости людей: как раз даль, извечная даль, пролегающая между человеком и человеком, гонит меня в одиночество» ( Ницше). Когда я открыла блог, все чего мне хотелось — уменьшить эту даль, поэтому я и ругала всю нашу политику за ее нелюбовь к людям. Христос умер не ради того, чтобы спасти всех людей, а ради того, чтобы научить их спасать друг друга. Иногда доброе слово в нужный момент стоит больше, чем аплодисменты целого зрительного зала. «Спешите делать добро». Это ведь правда, что в мире есть только одна настоящая грусть. Когда не с кем поделиться своей грустью. А можно сказать и так: моя грусть начинается в твоих объятиях.

«Он повесил свою огромную сумку на плечо и повернулся к ней спиной. Кинулся на поиски контролера.
Она видела, как он убрал билет в бумажник и помахал ей рукой…

И «Евростар» побежал от нее прочь.
И она заплакала, глупая гусыня.
А он маячил вдали крошечной серой точкой…

У нее зазвонил мобильник.
– Это я.
– Знаю, номер высветился…
– Уверен, ты там сейчас изображаешь романтическую героиню, разнюнилась, захлебываешься слезами и соплями… Уверен, стоишь одна в конце платформы, как в кино, и оплакиваешь любовь, исчезнувшую с облачком белого дыма…

Она улыбнулась сквозь слезы.
– Вовсе… Вовсе нет, – наконец выговорила она, – я… Я как раз выхожу с вокзала…
– Врушка, – произнес голос у нее за спиной.

Она упала в его объятия и прижалась к нему крепко-крепко-крепко-крепко. До хруста в костях.
Она плакала». (Анна Гавальда).

Comments

comments